» Суверенитет и лидерство как проект

О необходимости отказа от преклонения перед незыблемыми мифами невежественного «экономизма»

Пожалуй, две вещи утверждаются президентом безоговорочно и всерьез в его первом Послании третьего срока в качестве действительных целей государственной политики. Это суверенитет России и ее лидерство.

Это означает, прежде всего, участие в разделе как минимум 80% мирового продукта среди немногочисленных членов лидерской группы вместо в лучшем случае 20-процентной доли среди почти двух сотен аутсайдеров и маргиналов. Все остальное, сказанное президентом, — выводы и следствия из стратегии, подчиненные промежуточные цели и задачи, а также средства и методы движения как тактического, так и стратегического характера.

Раз мы ставим лидерство и суверенитет в качестве стратегических целей, то как минимум признаем и постулируем, что сейчас у нас нет ни того ни другого.

Что ж, это верно и справедливо. Работает широкий фронт агентов влияния, которые всячески, в разнообразных идеологических формах — от «мягких» до «жестких» — подталкивают нас к мнению, что нам и не нужно ни то ни другое. И что это и означает быть «нормальной» страной. Не выпендриваться, брать что и сколько дают, отдавать беспрекословно что и сколько берут и сосредоточиться на покаянии и защите прав собственных врагов. И что в том-то и заслуга двадцати лет погрома, что мы наконец-то лишились и лидерства, и суверенитета, от которых, собственно, все русские беды. И от лидерства, и от суверенитета бежали как от огня страны Восточной Европы — бывший соцлагерь, и Прибалтика — «внутренний Запад» СССР.

Однако нас все это не устраивает, и мы рискнем вернуть себе обе утраченные сущности. Или воспроизвести их, если угодно. По крайней мере, если президент говорит всерьез. Так что стратегия выдвинута вовсе не банальная, и стоит хотя бы в общем оценить систему выводов, из нее следующую.

Дайте два. Сразу

Существенно, что мы хотим и того и другого Действительно, что есть суверенитет без лидерства? Куба и Северная Корея. А также Иран и оставшийся в прошлом Ирак. То есть изгои, по меткому определению американского гегемона. А кто такие лидеры без суверенитета? Старые страны «объединенной» Европы. Заманчиво? Завидно? У них бутерброд с маслом. Вот только сейчас он как раз падает этим самым маслом вниз. Они своим кризисом сами управлять не могут. И не смогут, если не станут единым суверенным государством. Но это вряд ли. А пока США будут валить Европу по всем фронтам — капиталы нужны для спасения самой метрополии.

А кто и суверенен, и лидером является? И потому изымает ту самую «львиную долю» мирового продукта? Тут тоже все ясно. США и их японский и израильский филиалы. Китай. Еще Швейцария. Может, и всё, если не делать скидок.

И мы хотим в не очень отдаленном будущем быть именно как они сейчас (не факт, что потом). Не надо называть этот курс утопичным. Все это мы уже имели и отказались сами.

Но дело не только в этом. Без участия в «львиной доле» даже весьма скромные, но справедливые, то есть общие для всех социальные обязательства президента, за которые, кроме гордости и надежды, его собственно и избрали, — невыполнимы. В этом смысл тезиса о недостаточности «сырьевой экономики» — «проклятого» наследства «проклятого» СССР. Его просто не хватит. Как и любого наследства, если его проматывать.

Так что я бы как раз назвал этот курс единственно прагматичным и реалистичным — при условии, что практически будут введены и политически обслужены условия и подходы его реализации.

Итак, мы хотим суверенитета. А что, собственно, значит суверенитет? Помимо того, что никто не может указывать, что нам делать?

Это, прежде всего, невозможность мешать нам делать то, что мы считаем нужным — и делаем. В особенности, если эти действия ведут к росту нашего богатства и мощи. И самое главное — суверенитет означает возможность (и одновременно реальное право) совершать действия с самими собой, соразмерные самому себе, государству, стране.

Если такой возможности нет — о развитии и тем более лидерстве можно забыть. Потому что в этой точке лидерство и суверенитет смыкаются.

Лидерство — это не только возможность, но реализация действий по преобразованию «макромасштаба» — страны, хозяйства, экономики, уклада и образа жизни в целом. То есть практика искусственно-технического отношения страны и государства к самим себе. Разумеется, эта практика должна быть еще и успешной. А для этого как минимум надо понимать свое место и роль не в мировом хозяйстве и не в мировом разделении труда и даже не в геополитике, а в мировой истории.

Так что термин президентского Послания о «геополитической востребованности» России мне представляется крайне расплывчатым и неточным, возвращающим нас в эпоху поиска места в мире для «нормальной» страны. И место это сами знаете у чего... И то, что никто в мире уже не будет «производить все», — тоже сомнительно. Буквально, математически — да. А в принципе, в смысле отказа от универсализма в пользу специализации? Нет! Китай — производит, стремится и будет производить. И США — в смысле всего-всего, чего не умеют другие. И не только. Эту стратегию никак нельзя назвать специализацией. И это верно для любого сверхрынка — ресурсной основы лидерства и суверенитета. Но как минимум без искусственно-технического отношения страны к себе в макромасштабе, без преобразования всего хозяйственно-экономического организма, которое только и позволяет создать такой сверхрынок, говорить о лидерстве просто не приходится в принципе.

Необходимая запятая: сегодня еще рано

Здесь, если мы хотим оставаться реалистами и прагматиками, необходимо остановиться.

А как хочется перейти сразу к вкусным и сочным планам и проектам — ну, скажем, той же индустриализации. О ее необходимости последний год не говорит уже только ленивый. Еще «либеральный» Прохоров выдвигал ее летом 2011-го. Автор этих строк с коллегами высказал тезис об индустриализации в виде масштабной публичной политической кампании на пространстве СНГ летом 2009-го. А на днях присоединились даже самые твердолобые эксперты.

Однако ничего такого пока не будет. Потому что реальный переход к подобной практике вызвал бы в обществе сильнейший фактический шок на всех уровнях — и в «элитах», и в «трудовых ресурсах». Как говорится, «верхи» не могут, а «низы» не хотят. Как и строго наоборот: и «низы» не могут, и «верхи» не хотят. И потому это положение дел очень далеко от «революционной ситуации».

Примат экономики как средневековое мракобесие

Буржуазная революция 1985– 1991 годов окончательно утвердила в общественном сознании мрачный, по настоящему средневековый и в современном мире абсолютно лживый идеологический тезис об абсолютном примате естественного хозяйственно-экономического процесса над каким-либо масштабным (а значит — государственным) искусственным вмешательством в него. По своей «научности» он ничем не отличается от средневекового же представления, что жизнь самозарождается в куче грязного белья. Над его поддержанием в нашей голове трудятся многочисленные отряды жрецов либерально-экономической «школы», служащие в солидных и суперэлитных «институтах» и «университетах». Имена этих многочисленных учреждений всем прекрасно известны.

Невежество всегда живо словами, вырванными из контекста. Миф о самодостаточности «естественной экономики» использовал в качестве символа веры известные слова Адама Смита из его «Богатства народов» о «невидимой руке рынка», превознося упомянутую «руку» как некий собственный, внутренний механизм коллектива естественно сосуществующих экономических организмов, который якобы — дай ему волю — и создаст сам все потребные народу (стране) богатства. Главное этой «руке» не мешать. А уж она сама. Без головы.

А ведь Адам имел в виду, что «невидимая рука» потому и рука только, что принадлежит государству, является средством управления со стороны последнего. В качестве не менее важного обязательного условия процветания Смит также называл нравственный строй общества, описанный им в другом произведении и представляющий собой, по сути, то же государство, каркас общества.

Миф о невмешательстве в «рынок» (хотя рынок сам осмыслен только как форма вмешательства) и в «экономику» (которая сама есть одна из систем управления хозяйством, деятельностью) существует в этой идеологии геноцида не изолированно, а в составе более общей конструкции о запрете участвовать в истории и иметь историю, то есть самоопределяться, ставить цели, изменять себя — если речь идет о стране и целом народе. Кто «не поместился» в «естественные» условия, в «эволюцию», у кого «не сложились» системы жизнеобеспечения — пусть ползет на кладбище. А белые тапочки пришлет цивилизованное меньшинство в качестве гуманитарной помощи.

Никто не отрицает значения естественной компоненты. Человек биологически рождается от человека. Однако даже в этом акте присутствует аспект воли, принятия решения. В итоге человеком человек становится в результате искусственно-технического применения к нему процессов обучения, образования, воспитания и подготовки, основанных на культуре.

Если принять за основу понятия о хозяйственной деятельности представление о том, что именно хозяйство впервые в эволюции автономизирует человека от природного контекста, освобождает от ареала обитания, экологической ниши и конкуренции с другими видами, ставит его выживание в зависимость по преимуществу, а после и исключительно от этой его хозяйственной деятельности, а не от природы, то экономика — это система управления самой хозяйственной деятельностью, надстройка над хозяйственным базисом, основанная на денежном обороте.

Маркс ошибался в схематизации (и в понятии), ставя деньги в один уровень, линию, плоскость с движением товара в своих формулах. Деньги не участвуют в обмене, хотя и могут — в качестве специфического виртуального товара «процентщиков», ростовщиков и банкиров, а выступают в экономике, прежде всего, как средство управления обменом, концентрации и переброски товаров и имуществ, трансформации хозяйственной деятельности и ее субъектов. Даже при широком понимании хозяйства — как включающего военное дело и культурное производство — можно представить себе нехозяйственную (то есть уже не связанную с автономизацией от природы, с выживанием) деятельность, которая тем не менее может также быть экономизирована, то есть захвачена развитой управленческой надстройкой — экономикой. Наконец, хозяйство может — и должно управляться не только через денежный оборот, то есть и неэкономически, так как в любой хозяйственной системе деятельности есть элементы и процессы, «не приводимые в движение» деньгами. В любом случае деньги, как и экономика, — средство воздействия на хозяйство, его организации и управления.

Проектные пробелы Путина

Тип экономики будет существенно различаться в зависимости от того, какие цели «загружены» в экономику как управленческую надстройку, от того, какого типа управление, а не только от типа хозяйственной деятельности, подчиненной экономике. Соответственно, экономические теории не могут иметь фундаментальной природы и имеют смысл только как прикладные, в рамках конкретных целей и конкретного хозяйства.

Нам нужна прикладная теория экономического развития России. Мы не обойдемся здесь без ясной постановки целей. Хотим ли мы грабить мир за счет экспорта, навязывая свои товары, в том числе и за счет их технологичности? Или дефицитности (например продовольствия)? Где нам это удастся? Без геополитической зоны своих интересов в этом случае не обойтись. Хотим ли мы заселять и обживать свою территорию? Что в этом случае мы будем понимать под рабочим капиталом? Как будет выглядеть главный хозяйственный процесс — историческое накопление условий жизни и деятельности? Какой критически значимый объем рынка и, соответственно, какое население мы должны иметь для этого и когда? Возможно ли сочетание этих стратегий — грабежа внешнего мира и самоорганизации и роста внутри себя?

Все это пока весьма смутный объект желания. Так что с целями не все ясно. Однако если мы не освободимся от навязанного нам экономического натурализма — не будет ясно никогда.

Что еще можно сказать с уверенностью: без суверенной экономики не будет никакого суверенитета, что очевидно, но не будет также и лидерства. Поскольку речь идет вовсе не о спорте, а о борьбе за раздел мирового продукта — и отнюдь не поровну, на что мы уже покусились, решив стать лидерами. Не будет суверенной экономики — никто не даст развить ее лидерские системы.

Обратное гипотетически предполагалось при развале СССР: что нас возьмут в общую Европу под патронатом США — против всего остального мира. При всей теоретической и исторической абсурдности этого предположения, в которое мы тем не менее поверили, теперь есть окончательный и столь любимый (по методу) нашими оппонентами опытный аргумент. Этого не случилось.

Но про суверенную экономику мы пока молчим в тряпочку. И что еще хуже — стоим на месте. Вот о дорогах в который уже раз говорит Путин. На этот раз — ставшее ранее крылатым «удвоить». Почему не утроить? Ну, чтобы хоть как-то... И опять о малом бизнесе...

В целом с целями вяло, высокая пробельность. Нет достаточной проектной и — в приложении к проекту — теоретической основы. И не будет, если не покончить с либерально-натуралистическим мракобесием в области экономической философии и идеологии.

Миф о собственности как тормоз макроэкономических проектов

Теперь о средствах реализации макроэкономических проектов. Здесь тоже двадцать лет не прошли даром. И дело не просто в тотальной и системной деградации всех систем деятельности при сохранении некоторых отдельных хозяйственно-экономических организмов (например, нефтеи газодобывающей промышленности). Дело в принятии и последовательном проведении совершенно определенной государственной политики реализации воображаемых целей процветания.

С 1991 года мы полностью прекратили планировать (и проектировать) создание каких-либо систем деятельности — таких как отрасли или просто новые производства (предприятия), новые города, транспортные системы или хотя бы отдельные магистрали, не говоря уже о научных или инженерных программах, культурном производстве, таком как кино. Говорим, что не могли. На самом деле — не хотели и не считали нужным. Все это, согласно ожиданиям, должно было вырасти само. А точнее — благодаря усилиям класса крупных собственников, создание которых и стало главной и единственной целью государственной политики и управления. Неудивительно, что государственные управленцы и политики отождествили с этими собственниками себя самих.

Это отождествление неустранимо само по себе — ведь оно мотор проводимой политики. Ее уместно называть политикой приватизации, хотя нужно ясно отдавать себе отчет в том, что собственно легализация и легитимизация новых собственников — процесс отнюдь не объемлющий, системный, а напротив, подчиненный и технический по отношению ко всем возможным способам их появления. Как я уже упоминал в предыдущих публикациях, истощение запаса госпредприятий вовсе не означает конца этой политики, поскольку к ее услугам весь госбюджет, и не только в плане госзакупок. Если мы и вправду верим, что мотор экономики — частный интерес, стремление к обогащению крупных собственников, то у нас нет выбора. Пусть воруют, а как уже достаточно наворуют — тут и начнут экономику вперед двигать, инвестировать захотят. А мы им (себе то есть) климат инвестиционный создадим.

Довольно странно обсуждать такую политэкономическую систему в терминах коррупции, да еще приговаривать, что в массе своей чиновники — прекрасные, честные люди. Ну да — те, кому не досталось... Странно думать, что этот нами целенаправленно и осознанно создаваемый класс упырей поделится национальным продуктом с малым, мать его, бизнесом, освободит от поборов...

Дело в том, что исторически частный интерес развивает деятельность из корыстных побуждений, только если по-другому нельзя, от безвыходности. А если можно черпать из готового? Какая к черту деятельность! Достаточно не будет никогда.

Стоит ли удивляться, что у нас вместо грамотных управленцев, владеющих современной методологией управления, на ключевых командных постах в лучшем случае декоративные менеджеры, якобы умеющие считать «косты» и «ебитду», но в действительности неспособные что-либо организовывать (создавать новые элементы, связи и системы деятельности), руководить (отдавать действенные приказы конкретным ответственным людям, понимать границы их применимости, самому брать на себя и нести ответственность) и, собственно, управлять (влиять на системы деятельности неустранимым для них образом с целью направить их самодвижение в нужное русло).

Не лучше и так называемый резерв. Высокопоставленные же чиновники просто зачастую производят оправданное впечатление дебилов по уровню некомпетентности, которая не мешает им работать. Что пытаются исправить верноподданическим пиаром. Неудивительно. Люди, в общем, не виноваты. Реальный рост личности происходит в деятельности, в личной истории, а не за счет курсов повышения квалификации или даже «образования». Все это работает, только если есть деятельность. Нет деятельности — нет кадров.

Пора уже признать, что ничего нам собственники не дали и не создали. Их дело — отнимать и прятать все в гробики своей собственности.

Нужно, наконец, увидеть, что в современном мире собственность давно уже не является ведущим институтом экономики — наверное, с момента перехода от феодальной формации хозяйства к буржуазной. Сегодня в мире любая собственность условна, так как сущностно ограничена разными разрешительными порядками, может быть системно изъята через налоги, ограничена акционерной формой и т.п. Наиболее экономически продвинутое право — англосаксонское — оперирует частичными, расщепленными правоотношениями собственности. Их более десяти. Но мы упорно продолжаем заимствовать романо-германскую триаду единства «владения, пользования, распоряжения».

Может, учитывая курс на «деофшоризацию», стоит подумать о полноценном введении в наш правовой порядок траста? И всего остального? Сегодня собственность как экономический институт полностью поглощена и системно подчинена институтами управленческой деятельности, которую и надлежит скачкообразно развивать, если мы хотим иметь средства, в том числе кадры и организации для реализации макроэкономических проектов.

Государство при этом обязано проектировать, поскольку сами хозяйственно-эко но ми ческие проекты тоже есть средства реализации макроэкономических целей и одновременно точки приложения и применения власти. Транссиб построили частные подрядчики, но спроектировало его и распределило подряды русское государство.

* * *

Русская постмарксистская философия и методология определяет организационную, руководящую и управленческую деятельность как деятельность над другими деятельностями. (Г.П. Щедровицкий, Оргуправленческое мышление: идеология, методология, технология. Москва, 2000 г.)

Поскольку элементарный акт деятельности (ее «атом») включает в себя как минимум такие элементы, как исходный материал, продукт, процесс преобразования, процессы естественного превращения, действия, орудия, средства, знания, цели, самого деятеля, его способности, его сознание, то управление есть такой же (по структуре) акт, направленный на другой такой же (но иной по морфологическому составу элементов) акт.

То есть мы должны уметь ставить цели по отношению к другой деятельности, иметь знания именно о деятельности (ее акте), а не технологиях, конструкциях, устройствах, людях и т.д. Легко видеть, что все это вовсе не повторяет по содержанию элементы управляемой деятельности. Экономическое представление о деятельности становится управленческим только в том случае, если становится одним из аспектов, проекций разнопредметных представлений деятельности, которые должны быть еще комплексно сорганизованы управляющим (организатором, руководителем).

Как видим, экономизм (то есть придание экономическому представлению всеобщего, тотального значения) в принципе не позволяет создать управленческого отношения. Что знает каждый практик на своем опыте. И что определяет современный интеллектуальный класс для управляющих, организаторов, руководителей. Хорошо бы, чтобы их у нас хватило на все значимые предприятия, отрасли, города и государственные структуры, которые мы хотим развивать и создавать.