» Тайны тибетских лам

Сто сорок лет назад под Читой вспыхнула эпидемия брюшного тифа.

Медицинских средств для борьбы с нею не существовало. Смерть косила и население, и самих медиков. Эпидемия угрожала всей России. Началась паника. Кто-то посоветовал губернатору, графу Муравьеву-Амурскому, обратиться за помощью к буряту-знахарю по имени Сультим Бадмаев: мол, он с детства учился врачебной науке Тибета, лечил и людей, и скот и пользовался «огромной известностью в Забайкалье».

Разыскали Бадмаева. Тот согласился помочь и за двадцать дней ликвидировал эпидемию, раздавая пакетики с какими-то порошками.

Знахаря вызвали в столицу, представили Александру II. Крестили, назвав Александром Александровичем. Царь сказал: «Награжу всем, что пожелаешь». Думал, Бадмаев попросит орден или денег. А тот попросил... госпиталь – чтобы лечить по своей методе, и погоны военного врача – чтобы не унижали коллеги-медики. Придворных изумила и даже возмутила просьба. А Александр II велел: «Пусть покажет, что может».

Бадмаеву отвели палату в Николаевском госпитале. Поместили в нее страдающих сифилисом, туберкулезом и раком – всех в последней стадии. За лечением с пристрастием наблюдали врачи. Все пациенты выздоровели. «Столичное чудо» потрясло больше читинского. За этот беспримерный врачебный подвиг правительство «испросило у Государя Императора небывалую награду для человека, который плохо говорил по-русски... сравняв его с военными врачами, получившими высшее медицинское образование»: Бадмаеву было разрешено принимать больных на дому и открыть аптеку восточных лекарственных средств.

Aлександр Александрович еще не знал, что в день своего небывалого триумфа был проклят столичными коллегами вместе со всей тибетской медициной. И проклятие это не утратило разрушительной силы до сих пор...

Врачебная наука Тибета вобрала в себя лучшие достижения мировой восточной медицины. Ее главное руководство Жуд – Ши содержит разделы по эмбриологии, анатомии, физиологии, патологии, диагностике, гигиене, фармакогнозии, фармакологии, хирургии и многое другое.

В ее основе – энергетическая теория, открытая йогами: все живое на Земле зависит от универсальной жизненной силы, получаемой от Солнца. В организм человека энергия поступает по системе каналов (схему сегодня можно найти в любом пособии по иглоукалыванию) и накапливается в особых центрах – чакрах. Если энергия поступает в организм без перебоев, человек здоров. Если возникает ее дефицит или переизбыток – человек заболевает.

Работа лекаря восточной школы в связи с этим укладывалась в два действия: выяснить, в какой части тела (органе, системе) произошел энергетический сбой, и подобрать способ или средства для ликвидации дефицита или переизбытка.

Индусы-йоготерапевты диагностировали с помощью «третьего глаза». Это рудиментарный орган, так называемая шишковидная железа. Расположена она в лобной части мозга, выше переносицы. По размеру чуть больше пшеничного зерна. Железа эта имеется у каждого, и развить ее можно с помощью дыхательных упражнений.

Диагностирование с помощью «третьего глаза» базировалось на простейших механизмах. Больная зона или больной орган темнее, чем здоровые, имеют иной электрический заряд, нежели здоровые ткани. Эту разницу и улавливает шишковидная железа. Она работает как чуткий электронный датчик.

А тибетские лекари ставили диагноз, слушая пульс больного. Здесь роль шишковидной железы выполняли нервные окончания в подушечках пальцев. Они считывали сведения о состоянии организма по тому, как кровь движется по сосудам. Успеть получить сведения нужно было в паузе между сердечными сокращениями.

Обученные ремеслу с четырех лет, лекари легко улавливали оттенки кровопотока. Он мог быть горячим, теплым, холодным; сильным, средним, слабым; круглым, квадратным, плоским или винтообразным; ритмичным, беспорядочным, с нарушенным ритмом, имеющим повторяющуюся мелодику. Поток мог быть спокойным, колющим или режущим – несколько сот оттенков. Совокупность оттенков давала законченную картину состояния организма.

Медики прошлого открыли способность крови быть надежным банком и передатчиком информации. Она сохранялась на жидком движущемся носителе и охватывала все эпизоды жизни пациента, начиная с момента рождения. Современные ученые только недавно обнаружили гораздо более слабые информационные свойства чистой, неподвижной воды.

В пульсовой диагностике, как и в применении «третьего глаза», не было никакой мистики. Это была нормальная физиология – использование скрытых возможностей рук и мозга врача.

Александр II

По способности к сверхчувственному восприятию к целителям восточной школы ближе всего пианисты и живописцы. Известно, к примеру, что художники способны различать до сорока оттенков одного только черного цвета.

Попытки некоторых европейских ученых использовать лечебные средства восточной медицины, отбросив энергетическую теорию, по бесплодности были равноценны усилиям овладеть высшей математикой без знания четырех правил арифметики.

Существуют свидетельства, что тибетские медики, находившиеся в войске Чингисхана, прямо в поле спасали от смерти воинов с проникающим ранением в сердце. Это было за четыреста с лишним лет до открытия европейцем Уильямом Гарвеем кровеносной системы и за 750 лет до начала нашумевших операций на открытом сердце... Нынешним хирургам будет интересно узнать, что в буддистских монастырях сохранились старинные инструменты для удаления опухоли спинного мозга без повреждения позвонков.

Тибетская медицина еще в глубокой древности постигла много тайн эмбриологии, что позволило на протяжении тысячелетий получать здоровое потомство. Тибетские ламы знали о существовании микробов за тысячу с лишним лет до великого Пастера и владели надежными средствами борьбы с восемнадцатью возбудителями заразных болезней. Среди них чума, холера, оспа, туберкулез, дифтерия, малярия, сифилис, бешенство, корь, брюшной тиф и другие.

Средства из аптеки времен Чингисхана могли бы найти применение и сегодня, ведь набор инфекционных болезней, включая чуму, холеру и давно известный СПИД, угрожает нам и теперь.

Как тибетские медики очутились в России?

В начале ХVIII века ламы, занимаясь миссионерской деятельностью, обосновались на окраине России – в Бурятии, где местное население в большинстве своем исповедовало буддизм. При буддистских храмах открылись школы. Из самых способных мальчиков готовили лам-врачевателей.

Россия в ту пору не имела собственных дипломированных медиков. Царей лечили иноземцы. В лучшем случае это были третьесортные специалисты. В 1703 году Петр I распорядился открыть госпитальную школу. Она готовила младший медперсонал. И только в 1764 году при Московском университете был открыт медицинский факультет. А бурятские ламы к этому моменту выпестовали уже не одну сотню медиков в шафранных одеждах. Лучшие из них уезжали на стажировку в Индию и Тибет. Возвращались увенчанные титулом «глава медицины», что соответствовало рангу академика.

Миссионерские школы тибетских лам в Бурятии просуществовали до начала ХХ века. Но не случись в 1861 году «читинского чуда», мы могли бы вообще не знать об их существовании.

Однако вернемся к Александру Бадмаеву. Получив разрешение лечить больных, он вызвал к себе на подмогу младшего брата. Крестным отцом Петра Александровича стал император Александр III.

Имея диплом ламы-врача, Петр Бадмаев, не прерывая частной практики, окончил факультет восточных языков в Санкт-Петербургском университете и на правах вольнослушателя – Императорскую медико-хирургическую академию. Как позднее писал Петр Александрович, они с братом в течение полувека исцеляли «тех больных, недуги которых не поддавались лечению средствами европейской медицины».

О возможностях врача тибетской школы свидетельствуют такие цифры. После смерти старшего брата Петр с 1873 по 1910 год работал один. За 37 лет принял в своем кабинете 573 856 больных, что подтверждалось регистрационными книгами. Это 16 тысяч с лишним пациентов в год. Около пятидесяти человек в день. По свидетельству Бориса Гусева, родного внука великого врача, рабочий день деда длился 16 часов. До самой смерти трудился он без выходных, праздников и отпусков.

По сохранившимся документам, из полумиллиона с лишним больных, излеченных Петром Бадмаевым, более ста тысяч относились к категории инкурабельных, то есть безнадежных. Диагноз Бадмаев ставил по пульсу. Эта процедура длилась не более минуты. Больной получал билетик с номерами порошков, которые приобретал в аптеке, расположенной в том же здании. Пациентам Бадмаева было выдано бесплатно и продано в аптеке 8 140 276 порошков. Рабочий платил за визит 1 рубль, господа – до 25 рублей золотом.

Петр Бадмаев имел генеральский чин и высшие ордена российской империи, состоял в доверительной переписке с Николаем II, с которым дружил еще в юности. Его приглашали на консультации в Зимний дворец. Вся знать лечилась у него – но заниматься он мог только частной практикой.

В 1910 году Бадмаев обратился в Министерство внутренних дел, которое ведало также здравоохранением, с просьбой разрешить:

1. Организовать в Санкт-Петербурге общество, способствующее скорейшему исследованию врачебной науки Тибета.

2. Именовать врачами тибетской медицины выпускников медицинских учебных заведений, овладевших врачебной наукой Тибета, и предоставить им право лечить по этой системе.

3. Открыть общедоступную аптеку средств тибетской медицины, где каждый препарат будет продаваться по цене 10 копеек порция при стоимости лечения 1 руб. 40 коп. в неделю.

4. Открыть Клинику тибетской медицины (Бадмаев сам обязался ее содержать, выделяя ежегодно по 50 000 рублей золотом).

5. Подготовить специалистов тибетской медицины из числа молодых дипломированных врачей.

В обмен на это Бадмаев обещал раскрыть секреты тибетских рецептур, хранимые веками.

Медицинский совет при МВД отказал ему по всем пунктам. Профессура, не имевшая ни малейшего понятия о рассматриваемом предмете, вынесла заключение, что «тибетская медицина... представляет собой не что иное, как сплетение зачаточной архаичной науки с невежеством и суеверием». На бланке Министерства внутренних дел проставлены дата и номер, но нет ни одной подписи членов Совета. Это был первый организованный выпад российской медицинской «мафии». «Лучше пусть больные мрут, – посчитали члены Совета, – нежели их будут лечить по тибетской методике».

В 1915 году резко ухудшилось состояние здоровья наследника престола цесаревича Алексея. Он страдал гемофилией. Профессор Федоров и хирург Деревянко, личные врачи Алексея, остановить очередное кровотечение не смогли. Они предупредили царя, что мальчик в ближайшее время умрет.

Узнав об этом, Петр Александрович примчался во дворец, но его... не пустили. Бадмаева звали на помощь, как только заболевали дочери царя. Но к Алексею дворцовые медики не подпустили его ни разу. Тогда он потребовал передать императрице лекарства для Алексея. Их не передали. Врачи объяснили Александре Федоровне, что состав лекарств, привезенных Бадмаевым, настоящей медицинской науке неизвестен и они опасаются, что лекарь может мальчика отравить.

«Ужас обуял меня, когда прочитал сегодня вечером бюллетень о состоянии здоровья государя-наследника, – писал Бадмаев Александре Федоровне. – Со слезами умоляю вас давать эти лекарства государю-наследнику в продолжение трех дней. Я убежден, что после трех чашек отвара, принятых внутрь, и одной чашки отвара для компресса снаружи улучшится состояние государя-наследника...»

Зная о клевете, которую распространяли о нем врачи, Бадмаев продолжал: «Что в этих лекарствах никаких ядов нет, вы можете убедиться, выпив подряд три чашки отвара». И пояснял, намекая на придворных эскулапов: «А Европа не имеет никаких средств против ушиба наружного и внутреннего, кроме льда, йода, массажа, особенно в острых случаях с высокой температурой».

Порошков, посланных Бадмаевым, придворные врачи не дали и после письма. Не приготовили они на основе тибетских порошков и примочки. Цеховые интересы для этих медиков оказались выше интересов больного. Федоров и Деревянко лишь меняли Алексею, который истекал кровью, тампоны и повязки. Смерть должна была наступить от кровопотери. Переливание крови тогда еще было неизвестно. Но из письма Петра Александровича императрица поняла, что шанс спасти ребенка существует, и тайком послала за Распутиным.

...В той борьбе, которая шла вокруг наследника, власть врачебной мафии оказалась сильнее власти царя.

В начале ХХ века европейским специалистам был известен единственный способ борьбы со злокачественной опухолью – нож. А у Бадмаева больной с любой стадией этого недуга принимал два порошка в день. Стоил каждый порошок 10 копеек. Лечение (амбулаторное!) продолжалось от 2 до 8 месяцев. Человек выздоравливал, заплатив от 12 до 48 рублей. Месячная зарплата рабочего средней квалификации составляла тогда около 30 рублей.

Препарат Мугбо-юлжал № 115, которым пользовался Бадмаев, не истреблял злокачественные клетки, а активизировал защитные силы организма. Происходило рассасывание опухоли. При этом больного не тошнило, у него не пропадал аппетит, не возникали запоры и задержка мочи, не ухудшался состав крови, не требовались многоразовые ее вливания. Не выпадали волосы. Не возникало физического и нервного истощения. Не сужалась эмоциональная сфера. Не подавлялась сексуальность. Не было болей. Порошки исключали возникновение метастазов.

Решение членов Медицинского совета (которые даже не назвали своих имен) отказаться от применения средств тибетской медицины обрекло на бессмысленные страдания, инвалидность, смерть миллионы людей в России и за рубежом. Сколько было таких бессмысленных трагедий за минувшие десятилетия, подсчитать невозможно.

Предлагая узаконить в России тибетскую медицину, Петр Бадмаев писал: «Настанет счастливое время – и все выработанное врачебной наукой Тибета сделается достоянием каждого. Только тогда врачи займут то высокое положение, которое им принадлежит по праву в культурном мире... И больные не будут обременять Государство...» Пока – все наоборот.

А каков был уровень тогдашней общей терапии? В 1922 году заболел Владимир Ленин. Лечили его самые знаменитые медики России и зарубежья (ныне их имена ничего нам не говорят). Я насчитал семнадцать профессоров, пользовавших главу государства. Красная Армия ходила тогда в лаптях. А зарубежным светилам платили советскими червонцами, которые обменивались на золото и котировались выше тогдашнего доллара.

Передо мной книга академика РАМН Ю.М. Лопухина «Ленин: правда и мифы о болезни, смерти и бальзамировании». Монография базируется на секретных документах. Она дает представление о том, каким образом богатырского здоровья человек, способный участвовать в сорока (!) заседаниях в день и принимать по сложнейшим вопросам до семидесяти (!) человек в сутки, с помощью профессуры переселился за короткий срок из Кремля в мавзолей.

Синклит из семнадцати гениев евромедицины за два с половиной года поставил вождю три взаимоисключающих диагноза: неврастения (переутомление); хроническое отравление свинцом (в его теле остались две крошечные пульки из пистолета Ф. Каплан); скандальный, всемирно известный «сифилис мозга». Попутно, когда у Ленина начались мозговые явления, а заодно и лекарственное отравление, природу которых тоже никто не распознал, ему поставили четвертый диагноз – гастрит.

По поводу «отравления свинцом» полуживой Ленин перенес тяжелую операцию, которую не рискнули провести в 1918 году, когда глава государства был значительно здоровей. Для ликвидации «сифилиса мозга» он прошел массированный курс лечения «препаратами мышьяка и йодистых соединений». И еще, «принимая во внимание тяжесть симптомов... ртутное лечение в форме втираний», Ленин получал чудовищные дозы ртути, которые привели к отравлению мозга, печени и почек. Из-за резкого ухудшения здоровья втирания пришлось отменить.

А при вскрытии выяснилось: все четыре диагноза – «врачебная ошибка». Реальный же диагноз был студенчески простым: «распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания».

Для тибетского медика даже среднего уровня такой промах был невозможен. Как невозможно нормальному человеку выпить керосин вместо воды. Я не говорю о том, что у тибетской врачебной науки, в отличие от европейской, имелись лекарственные средства против склероза.

Как же цвет европейской медицины мог так опростоволоситься? Академик Лопухин объясняет: «В медицине бывают ситуации, когда лечение проводят наугад, вслепую, при непонятной или неразгаданной причине болезни... В случае с Лениным ... это так и было».

...История любит парадоксы. Один из них заключается в том, что российский «престол» унаследовал не Алеша Романов, а большевик Владимир Ульянов. Однако и он, заболев, очутился в положении Алеши, потому что врачебные нравы и при советском строе остались прежними.

Расскажу эпизод, который, к сожалению, не попал в отличную книгу академика Лопухина.

Как и в случае с Алексеем, существовал реальный шанс спасти Ленина. Восемнадцатым известным мне консультантом у одра Ильича оказался российский врач Залманов. На основе опыта народных целителей Залманов разработал метод лечения, названный капилляротерапией. Это были горячие скипидарные ванны. Они расширяли и очищали кровеносные сосуды. Во время процедуры и после нее в теле больного происходила мощнейшая прокачка крови.

В ситуации с Лениным это было единственное средство, способное реально помочь. Есть основание думать: ему от скипидарных ванн даже стало легче, потому что Залманова... прогнали. Не в глушь, не в Саратов, а в Париж – чтобы не смог вернуться и долечить «дорогого Ильича». В Париже изгнанник открыл клинику, стал невероятно знаменит и богат. На берегу Сены Залманов написал и свой бестселлер «Тайная мудрость организма».

Ненависть врачей к нетрадиционным методам лечения дорого обошлась России и Европе. Если бы Ленин получил квалифицированную медицинскую помощь, когда его болезнь только начиналась (а развивалась она постепенно, и «профессиональный интеллект», по свидетельству Лопухина, сохранялся у него «до последней финальной стадии»), Ленин мог бы продержаться в активной политике еще несколько лет.

Снова вернемся к Петру Бадмаеву. Жизнь его после залпа «Авроры» протекала в трех точках: дом, врачебный кабинет в Петрограде и подвалы ПетроЧК. Время от времени Бадмаева из подвалов выпускали, чтобы вскоре заточить опять. Обвинение одно: «Зачем лечил царскую семью?» Он отвечал: «Я по своей профессии интернационалист. Я лечил лиц всех наций, всех классов и... партий». От унижений и тягот великий врач умер в 1920 году. За несколько месяцев до смерти в письме из камеры к председателю ПетроЧК Медведю Бадмаев писал, что ему 109 лет. На самом деле, вероятно, было меньше.

На этой трагедии несчастья семьи Бадмаевых не закончились.

...В начале 1970-х годов в Ленинграде я познакомился с доктором медицинских наук Кириллом Николаевичем Бадмаевым, сыном Николая Николаевича, племянника Петра Александровича Бадмаева.

Николай Николаевич с детства обучался тибетской врачебной науке. В Петербурге окончил, по семейной традиции, Военно-медицинскую академию. В гражданскую войну был хирургом в Красной Армии. Жил в Ленинграде. Был консультантом «кремлевки», лечил Бухарина, Ворошилова, Куйбышева, Горького, Алексея Толстого. Как и его дядя, мечтал открыть клинику тибетской медицины.

В 1937 году такое решение было принято. Руководителем клиники назначили Николая Бадмаева. А через сутки после публикации сообщения об этом событии Бадмаева арестовали. Больше никто и никогда его не видел. Но и в этой трагической истории торчат «уши в белом халате».

Аресту Николая Николаевича сопутствовали интересные подробности. Семья осталась жить в прежней квартире. Сыновей не исключили из комсомола и из медицинского института. Не было обыска, остался нетронутым архив с бесценными рецептами и методиками.

Вероятно, существовал донос, но не политический, а как бы профессиональный. Бадмаева обвиняли не в измене Родине, а в нарушениях правил, скажем, в применении лекарств, не включенных в официальный госреестр. Допускаю даже, что доносчики не желали смерти Николая Бадмаева, а хотели только помешать открытию новой клиники.

Сыновья Николая Николаевича стали врачами. Двое – докторами наук. Тибетской медицине посвятил себя лишь один, Андрей Николаевич, с которым мне тоже довелось познакомиться. Но отец не успел обучить его искусству диагностики по пульсу.

В 1972 году я познакомился и подружился с Галданом Ленхобоевичем Ленхобоевым. Он был действительным членом Географического общества СССР – за помощь академику А.П. Окладникову в открытии знаменитых наскальных рисунков; членом Союза художников СССР – за уникальные скульптуры из камня, которые выставлялись на международных выставках. Ленхобоев был заслуженным изобретателем РСФСР – за четыреста с лишним изобретений и усовершенствований и при этом более сорока лет проработал формовщиком в литейном цехе.

...Живя в Бурятии, Ленхобоев в четыре года был взят в монастырь. Там по 16 часов в сутки он обучался искусству лекаря. Его руки художника идеально подходили для пульсовой диагностики. Когда после революции началась война с богами, были взорваны в с е буддистские храмы Бурятии. Лам-лекарей расстреливали из пулеметов. Мальчишку Галдана спрятали, а затем тайком устроили формовщиком на завод. Лишь выйдя на пенсию, Ленхобоев позволил себе заняться главным делом своей жизни – лечением средствами тибетской медицины. Он помнил все уроки, полученные в детстве.

Из дальних углов Бурятии к нему потянулись люди. Случались дни, когда он принимал до четырехсот человек. Это было возможно, потому что диагностика занимала у него 10 – 15 секунд и всегда была очень точной: я часами наблюдал его работу и опрашивал десятки людей. Ошибок в диагнозах не было. А потом ассистенты лекаря выдавали больным пронумерованные порошки.

Бурятский обком эту индивидуальную трудовую деятельность вскоре прикрыл. Однако сами обкомовцы продолжали лечиться у Ленхобоева (я тому свидетель). От них о тибетском медике узнали в Москве. Ленхобоева стали вызывать в «кремлевку». Я видел у него визитные карточки маршалов Г.К. Жукова и Р.Я. Малиновского, генконструктора А.С. Яковлева и других. Лечилась у него и литературно-художественная Москва.

Когда в Бурятии Ленхобоева стали особенно сильно прижимать, я вызвался поехать от «Литературной газеты» в Улан-Удэ, хотел подготовить очерк о возможностях тибетской медицины и тем самым защитить лекаря. Очерк отказались завизировать в обкоме, а следом и в ЦК – в том самом отделе, который регулярно вызывал Ленхобоева на консультации.

Как и Петр Бадмаев, Ленхобоев хотел открыть на свои средства клинику, мечтал об учениках с медицинскими дипломами. По всем пунктам следовал решительный отказ. Умер Галдан Ленхобоевич в возрасте 82 лет от травмы позвоночника...

Однажды я спросил его, почему же он не спас Жукова и Малиновского.

– Меня очень поздно вызывали, – ответил он. – Врачи тянули до последней минуты. Когда меня пригласили к Жукову первый раз, я ему помог. Он подарил мне визитную карточку со всеми телефонами: звони, сказал, если будет нужно. А второй раз я прилетел, когда уже ничего нельзя было сделать. То же с Малиновским.

...Расскажу еще одну историю. Она приключилась в Улан-Удэ у меня на глазах. Из обкома на квартиру Ленхобоева приехал заведующий отделом науки.

– Галдан, дорогой! Из Москвы, из Союза композиторов, пришла телеграмма к нашим композиторам. Тяжело болеет... сейчас скажу кто: Шос-та-ко-вич. Герой труда. Они просят, чтобы ты его полечил.

– Хорошо. Пусть едет.

– Как едет? Мы уже ответили, что ты не можешь его принять: ты очень занят...

Я вмешался:

– Почему вы не разрешаете Шостаковичу приехать? Он же очень болен.

Завотделом, не стесняясь, поманил меня рукой и громко прошептал: «А вдруг он здесь умрет от порошков Галдана? Кто будет отвечать? Ведь Герой труда».

А Шостакович вскоре умер.

Борис Камов

Источник: bibliotekar.ru.